k4500.com: Почему я поехал воевать в Карабах? Этот вопрос преследовал меня всю войну. Но только сейчас могу ответить на него искренне: «От безысходности». Союз распался, армия развалилась, мои знания и опыт оказались невостребованными. К мирной жизни меня ничто не привязывало - семьи не было, Почему именно на стороне армян, которые, в отличие от азербайджанцев, практически ничего не платили военным специалистам? Потому что, по моему убеждению, правда была на стороне армян. Кроме того, те, кто затевал бойню в Закавказье, целили в Россию. Сражаясь в Карабахе, я защищал Отечество.

Мартунинский район

Решив ехать, я обратился в посольство республики (тогда полпредство) в Москве. 18 июля 1992 года уже спускался по трапу самолёта в аэропорту Звартноц. И в тот же день после беседы в министерстве обороны Армении из аэропорта Эребуни на вертолёте вылетел в Нагорный Карабах. После полуторачасового разговора с тогдашним командующим армией НКР Сержем Саркисяном и его советником полковником Зиневичем, ветераном 40-й армии, был направлен в Мартунинский район, в распоряжение легендарного в армянской диаспоре командира Аво Монте Мелконяна.

Через десять - пятнадцать дней по приказу Сержа Саркисяна приступил к формированию истребительно-противотанковой группы ПТУР. В моём подчинении были восемь русских добровольцев. Двое из них, Дмитрий Мотрич и Илья Кулик, - кадровые офицеры. Вся восьмёрка прошла через Приднестровье. В группу также вошли трое местных механиков-водителей - нам выделили три БМП-1. За четыре дня мы переоборудовали их в боевые машины ПТУР, укрепив за башнями на кронштейнах пакеты направляющих для ракет «Малютка». С августа по ноябрь 1992 года наша отдельная истребительно-противотанковая группа (официально в штате сил самообороны НКР не числившаяся), подчинялась Сержу Саркисяну, Действовали мы в основном в Мартунинском районе.

Бой под Чартаром

В ноябре 1992 года под селением Чартар Мартунинского района мои ребята устроили небольшой бунт. Дело было в том, что никто, кроме меня, не мог управляться с «Малюткой». Между тем группа успела уже нанести азербайджанцам серьёзный урон. И ребята начали «комплексовать»:

- Ты, батя, бьёшь технику азеров, зарабатываешь авторитет у командования. Мы, конечно, купаемся в лучах твоей славы. Но ведь кроме как подносить ракеты, мы ничего делать здесь не можем. Или давай нам какую-нибудь самостоятельную работёнку, или мы от тебя уходим!

- Какую же «работёнку» я вам дам?

- Тут напротив пост азербайджанский, на ночь там не больше отделения остаётся. А за постом - БМП и «Шилка». Мы уже четыре дня за ним наблюдаем. Пойдём ночью, вырежем пост и угоним технику.

Ну, раз такое дело... Ради сохранения «команды» пошёл ребятам навстречу. Тем более что хорошо понимал чувства Мотрича, морпеха Тихоокеанского флота. Прекрасно подготовленный диверсант-подрывник, Дмитрий сперва был инструктором по взрывному делу в Шушинском батальоне «Дашнакцутюн». Узнав о существовании «русской группы», разыскал нас. Саркисян тут же согласился на перевод Мотрича. Одновременно Серж написал представление на присвоение ему очередного воинского звания - старшего лейтенанта. В группе Дмитрий занял должность моего заместителя. И, будучи человеком энергичным, затосковал, не имея возможности «работать по специальности».

Днём, перед вылазкой, я специально подбил «Малюткой» стоявший недалеко от поста «Урал» - чтобы ночью можно было выйти туда по кабелю. Стали готовиться.

Тут ребята и говорят:
- Батя, а ты куда собираешься? Ты же не идёшь. Если чего с тобой случится, кто будет «Малютки» пулять?

Я возмутился и решил было поставить хлопцев на место. Но, оказалось, втайне от меня они добились от Аво запрета на моё непосредственное участие в операции. По его распоряжению мне предстояло оставаться на позиции.

Шли шестеро — пятеро русских и один армянин, механик-водитель Миро - он должен был пригнать БМП, которую мы рассчитывали отбить у азербайджанцев. С «Шилкой» предстояло управиться Дмитрию. Ребята взяли с собой радиостанцию. По причине нашего обычного русско-армянского разгильдяйства батареи не проверили. И через полчаса после выхода «сели» окончательно. Связь прекратилась.

Около девяти вечера в районе поста началась стрельба - разрывы гранат, автоматные и пулемётные очереди. Затем всё стихло. Минут через пятнадцать вижу – идут машины. Не доезжая до поста метров четыреста, они встали, и стрельба возобновилась, причём ещё интенсивнее. И только около пяти часов утра подошли трое моих бойцов: Олег Митрофанов, Андрей Сарычев и Олег Селиванов, Они и рассказали, что произошло.

Выйдя к посту, ребята обнаружили, что азербайджанцев там раза в три больше, чем предполагалось. Уже потом из данных радиоперехвата выяснилось, что азербайджанцы готовили наступление на Чартар и с наступлением темноты усилили все посты. На этом находилось более взвода пехоты. Посовещавшись, ребята решили, что возвращаться назад стыдно. Значит, надо атаковать.

Илья ударил по блиндажу «Мухой», Пустили в ход гранаты. Затем вдоль траншеи пробежал Олег, дав по её дну длинную «контрольную» очередь из ПК. И всё вроде стихло. Дмитрий, Андрей и Олег принялись собирать документы убитых, а другой Олег, Миро и Илья полезли в блиндаж. Набрали кучу документов, Дмитрий с бруствера стал звать Илью. И вдруг, метров с трёх, - ударила очередь. Оказалось — недобитый «турок» с РПК. Андрей застрелил его, а Димка умер почти сразу.

В этот момент ребята увидели фары идущих на пост машин и в их свете десантирующуюся пехоту. Стало ясно, что трофейную технику уже не угнать, надо уходить. Илья с Миро остались прикрывать отход, остальные потащили Димку. Однако кабель от выпущенного ПТУРСа они вскоре потеряли и заблудились в винограднике. Поняли, что Димкино тело (он был крупный парень) им не унести. Спрятали его там же, в винограднике, чтобы постараться вытащить на следующую ночь. Некоторое время ожидали Илью и Миро. Потом, когда стрельба стихла, решили, что те ушли каким-то другим путём. Проплутав несколько часов, вышли к своим...

Загрузив необходимые нам 45 тел в прицеп здесь же захваченного трактора «Беларусь», повезли на обмен. Его осуществляли азербайджанские аксакалы. Они рассказали, что Миро и Илья отстреливались до последнего, а потом подорвали себя гранатой. Трупы всех троих ребят были страшно обезображены. Азербайджанцы глумились уже над мёртвыми.

Надо сказать, что у нас не принято было сообщать о себе «излишнюю» информацию. И потому мы не знали, куда отправить тела погибших, как известить об их гибели близких. Похоронили Илью и Дмитрия рядом с могилой Александра Пронина, другого нашего боевого товарища, павшего месяц назад. В очень красивом месте - на утёсе, возвышающемся над дорогой из Шуши в Степанакерт.

В конце января в Ереван на встречу с сыном прилетел отец Димки, капитан первого ранга в отставке. Узнав о его гибели, поехал на могилу. Затем, договорившись об эксгумации, он попросил Сержа Саркисяна выделить сопровождающих, чтобы переправить тело домой. Позвонил жене, а сам остался в Карабахе. И в течение трёх месяцев воевал рядовым механиком-водителем.

В азербайджанском тылу

К концу ноября 1992 года из нашей группы в живых осталось всего двое: Андрей Сарычев и я. Нас пригласили в отряд Шагена Мегряна - сражаться в азербайджанском тылу, в Шаумяновском районе. Таким образом, нам довелось повоевать под руководством двух самых выдающихся карабахских командиров, Мелконяна и Мегряна. С декабря 1992 по март 1994 года я был заместителем командира отряда особого назначения (после гибели Шагена он стал называться полком особого назначения его имени) по вооружению. Реально же мне чаще всего приходилось выполнять функции командира расчёта ПТУР «Малютки», «фагота», СПГ. Отряд состоял преимущественно из жителей Шаумяновского района. Они знали территорию как свои пять пальцев. Мы были единственными русскими в отряде. Шаген с самого начала предупредил, что многие бойцы ещё очень хорошо помнят печально знаменитую операцию «Кольцо», в ходе которой Внутренние войска СССР, укомплектованные главным образом славянами, фактически выступили на стороне азербайджанцев. Он просил не обижаться на возможное недоверие и стремился создать нам самые лучшие условия. Была даже выделена специальная охрана, сопровождавшая меня во время «охотничьих» вылазок. Передвигались по лесам Шаумяновского района чаще всего верхом. Наш походный порядок выглядел обычно так: впереди, сзади и по бокам едут мои «телохранители», вооружённые ПКТ. В середине я, с ишаком по кличке Эльчибей, навьюченным «Малютками».

В прицеле - Геранбойский батальон...

В феврале 1993 года отряд наступал по южному берегу Сарсангского водохранилища. Завершалось освобождение Мардакертского района. Мегряну поставили задачу выбить азербайджанцев из сёл Атерк и Умутлу. Вперёд отправили разведку. Через два дня ребята вернулись, докладывают: у азербайджанцев батарея Д-ЗО, 5-6 единиц бронетехники, много машин и не менее 400 человек. А нас - всего 25.

Шаген сочно выругался в адрес начальства. Но приказ есть приказ, выполнять надо. Стали думать, как. Решили перерезать дорогу-грунтовку, которая имела стратегическое значение, соединяя Геранбойский, Мардакертский и Кельбаджарский районы. Помню первый наш выход к дороге, когда всем отрядом волокли боеприпасы для резерва в районе предстоящих действий. 36 километров преодолели за 40 часов. Шли по горам, по пояс в снегу. Устроив тайники, вернулись за следующей партией. Вторую ходку проделали часов за двенадцать — идти по протоптанной тропинке было куда легче. В третий раз уложились в десять часов.

Ночью отдохнули. Утром на дороге поставили две противотанковые мины. Земля была промёрзшей - закопать мины невозможно. Андрей придумал замаскировать их белой рубахой, - будто кусок снега лежит. Вскоре на одну из мин наехал колесом ЗИЛ-131. Водителя выбросило из кабины, и он попал к нам в плен. Вторая машина проскочила, но я достал её «Малюткой». Часа через четыре снова шёл ЗИЛ, его тоже накрыл.

Азербайджанцы спохватились. К вечеру от Умутлу спустились около сотни пехотинцев. Было видно - прочёсывали местность: впереди несколько бойцов с миноискателями, сзади две БМП-1 и ГАЗ-66. Пятнадцать наших ребят сидели в укрытиях недалеко от дороги, в месте, где она делала своеобразный «карман». Командовал этой группой начальник штаба, Мы с Мегряном расположились на горке, откуда можно было действовать «Малютками», Шаген взялся быть заряжающим. Ребята с нами связались, попросили подождать, чтобы азербайджанцы влезли в их «карман» и они смогли бы поработать. Минут через десять после того, как противник спустился, началась интенсивная стрельба. Ребята уничтожили около 70 человек. Как мы узнали позже, погибшие оказались бойцами Геранбойского батальона национальной армии Азербайджана.

Всю ночь мы просидели на этой позиции. С противоположной стороны Сарсангского водохранилища, занятой азербайджанцами, нас обстреливали из «Града» и двух танков. Однако наутро наступила подозрительная тишина. Странно: ведь километрах в шести от нас стояла батарея противника. Со своей позиции мы отчётливо видели 3 орудия и 6 «КамАЗов». Весь день наблюдали за ними - никаких признаков жизни.

Шаген отдал приказ Новику, нашему начштаба, провести разведку в направлении Атерк-Уматлу. Вернулся тот уже под утро: противник не обнаружен, стоит брошенная техника, вокруг ни души... На всякий случай отправили нескольких ребят на базу за боеприпасами. Через шесть часов возвращаются двое, говорят, что обнаружили следы азербайджанцев. Оказывается, они ушли по нами же протоптанной тропе. Мы связались с Мардакертским штабом, сообщили, что Атерк и Уматлу свободны. Там сначала подумали, что мы шутим...

Позже я узнал, что всё это снимал Александр Невзоров, находившийся на азербайджанской стороне. В его сюжете «Геранбойский батальон даже запечатлён момент, когда моя «Малютка» влетает в БМП...

... И бакинский ОПОН

До марта 1993 года в нашем отряде постоянно находилось не более 25 человек. Люди сменялись, как правило, через три месяца. В конце марта Мегрян слетал в Ереван, где подписал бумаги о переформировании партизанского отряда в отряд особого назначения, подчинённый МО Армении, С этого момента добровольцы к нам повалили толпами - к середине апреля у нас было около 600 человек. К Шагену шли очень охотно, воевать под его началом считалось честью.

13 апреля 1993 года мы освободили родину Шагена - Гюлистан и вышли к Шаумяну, на опушку леса. Гюлистан обороняли две роты азербайджанцев, но бросили позиции и ушли. Так что село мы взяли без боя. Пятнадцатого в десять утра на связь вышел Андрей. Сообщил, что в мою сторону ползут азербайджанская БМП и автобус. Спрашиваю:
- Есть чем «гасить»?
- Есть, СПГ-9.
- Попадёшь?
- Попаду.
Выстрелом СПГ он уничтожил БМП. А в это время к постам, за которыми наблюдал я, подвезли завтрак на «КамАЗе». Азербайджанцы собрались вокруг машины. Сюда же подошёл ЗИЛ с установленной на нём ЗУ-23. Одной ракетой поразил «КамАЗ», другой - ЗИЛ. Противника охватила паника, и они побежали.

Следующие двое суток пытались имитировать «психические атаки»: азербайджанцы двигались на нас несколькими цепями. Но всякий раз перед зоной действенного огня останавливались и отходили назад. Форма у них была милицейская. Армяне рассказывали, что перед началом этого цирка на них по радиостанции выходил начальник местного азербайджанского отделения милиции и советовал «землякам» уходить. Мол, ОПОН идёт, шибко сердитый. Но ОПОН так и не дошёл.

Семнадцатого апреля был сбит вертолёт, на котором летел Шаген. Дня через три после гибели Мегряна я ухитрился в бою под Гюлистаном в течение нескольких минут сжечь БТР и пять автомобилей. Бросив семь машин, ОПОН бежал из Гюлистана. Спустя пару часов увидел странную процессию: десяток азербайджанцев неслись рысью назад в Гюлистан. Рядом с ними катил УАЗик, из которого этих стайеров - вероятно, водителей - подгоняли палкой. Вернулись они в город, позаводили брошенную технику. Но когда начали выезжать, мне удалось подбить головную машину. УАЗик стал уходить на большой скорости, попасть в него «Малюткой» было маловероятно. Но ребята меня уговорили «пульнуть» - и, как ни странно, удачно. Через два дня прибежал с радостным воплем начальник связи и сказал, что по азербайджанскому радио передали сообщение о гибели под Гюлистаном коменданта Геранбойского района и трёх его заместителей.

Русские азербайджанцы

В феврале 1993 года в азербайджанском тылу довелось встретиться нос к носу с азербайджанской разведгруппой. Нас было трое, их четверо: три азербайджанца и один русский. Внезапно встретившись на тропе, мы сориентировались быстрее. Убитые были очень крупными для азербайджанцев — прекрасно развитые физически, хорошо экипированные. Было очевидно, что они принадлежат не к обычной воинской части, а к какому-то спецподразделению. Кстати, присутствие славян на азербайджанской стороне было значительным.

Первый раз я столкнулся с ними при взятии села Гюляплы Мардакертского района. Подбили азербайджанский Т-72. Механика-водителя выбросило из люка. Минут через десять он встал и снял шлемофон. В бинокль мне было хорошо видны его белокурые волосы. Пошатываясь, парень ушёл в тыл азербайджанских позиций. Примерно через месяц под Мачкалашеном азербайджанцы бросили в атаку пять танков с русскими экипажами. Национальная принадлежность танкистов отчётливо обозначилась в радиоэфире. Две машины удалось подбить.

В ноябре 1992 года. когда Аво взял село Куропаткино в Мартунинском районе, недалеко от местного винзавода был обнаружен труп майора. В кармане - документы. Украинец, воевал на стороне азербайджанцев.

Позже, уже в Мардакертском районе, в селе Танашен в одном из блиндажей нашли азербайджанскую воинскую газету. В ней была опубликована статья некоего полковника, который писал, как плохо воевать, имея в подчинении капризных, привередливых и плохо управляемых «моджахедов», И как легко воевать, командуя русскими наёмниками.

Лебединая песня

11-12 апреля 1994 года два батальона пятой бригады, к которой я был прикомандирован для подготовки операторов ПТУР, заняли населённый пункт Талыш. Это на самой границе Мардакертского района НКР и Геранбойского района Азербайджана. На следующий день азербайджанцы бросили в бой восемь танков, четыре БМП и до пятисот солдат. Нас попытались взять в кольцо. Прикрывая позиции, из установки «Фагот» удалось подбить один танк и БМП. Ещё один танк азербайджанцы бросили и стали уходить. Брошенный танк Т-62 оказался именным - на его башне, белой краской было выведено: «Гейдар Алиев». Танк несколько раз демонстрировали по телевидению с несмытыми надписями - именем президента и лозунгом на стволе: «На Армению!». Этот танк стал своеобразным символом победы карабахского народа в войне.

Увы, это была моя «лебединая песня». 17 апреля 1994 года у села Топкаракоюнлу Геранбойского района Азербайджана наш расчёт накрыло 120-мм миной. Второму номеру, Арсену, разнесло осколком правое бедро. Меня же ранило в голову, руки и ноги, грудь, спину, живот. Однако сознания я не потерял. С помощью одного своего бойца, Рушана, перевязался. Уже позже в полевом лазарете обнаружили серьёзные повреждения левого коленного сустава, перелом левой голени, левого плечевого сустава, разрыв селезёнки и брюшины. Там же вытащили 113 осколков.

Эпилог

В себя пришёл спустя девять суток в Ереване, в центральной БСМП. Начались мытарства по больничным койкам. Они длились до мая 1995 года. То, что я выжил и встал на ноги, иначе, как чудом, не назовёшь. В больнице отсутствовало буквально всё - от перевязочных средств до питания. Часть лекарств доставал мой друг Гарик Курбанянц, безработный, на иждивении которого были жена и двое детей. Перевязочные материалы привёз «док» нашей части. Только в июне, когда Гарик сумел купить рентгеновскую плёнку, мне сделали снимок левой ноги. Раны гноились почти три месяца (не было антибиотиков), гной удаляли тампонами с борной кислотой. Кормил меня тоже Гарик. Как жила его семья, имея такого нахлебника, можно только догадываться.

Никто из «отцов-командиров», за исключением Петроса, брата покойного Шагена, меня не навещал. Приходили проведать только бойцы - «окопники». На более высоком уровне о моём существовании, похоже, забыли. Был нужен, пока воевал: в моём послужном списке 69 уничтоженных и 7 трофейных единиц неприятельской техники. Когда стал кое-как двигаться, ребята буквально отнесли меня на приём к министру обороны - Сержу Саркисяну. После этого перевели в Центральный военный госпиталь. Спустя некоторое время собирались назначить заместителем начальника противотанковой службы МО Армении. Но дело «повисло».

... И очутился я в Москве. В старом камуфляже, на костылях, с армянским паспортом в кармане (советские документы исчезли после ранения) и без каких-либо перспектив. Поначалу некоторые суммы на моё лечение выделяли московские армяне. Но для завершения курса их не хватило...

Источник: www.perevodika.ru