За все эти годы Москва так и не смогла сформулировать свой «иранский проект» - ни в политическом, ни в экономическом плане.
Пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков 14 марта сообщил, что российско-иранские отношения уже, оказывается, «достигли нового уровня», и Москва не жалеет сил для их дальнейшего развития.
Причины, заставившие Кремль выступить с подобным заявлением, вполне очевидны – необходимо затушевать то неприятное обстоятельство, что в вопросах развития экономического партнерства с Россией позиция Ирана ужесточилась. Ну и заодно послать Тегерану сигнал о готовности Москвы это самое партнерство всячески углублять.
Но времена изменились. И если еще год или даже шесть-восемь месяцев назад Иран с энтузиазмом бы отреагировал на подобный сигнал Москвы, то сейчас его по большому счету проигнорировали. Первым это почувствовал на себе министр энергетики РФ Александр Новак, который после переговоров в Тегеране с иранскими чиновниками с раздражением заявил, что «Иран тормозит осуществление контрактов с Россией по строительству ТЭС в Бендер-Аббасе и электрификации железной дороги на участке Гармсар - Инче - Борун, выдвигая новые условия по ценам».
Неприятным сюрпризом для российского министра - занятого, помимо иных вопросов, челночной энергодипломатией, сколачиванием альянса «Россия-ОПЕК» на предмет замораживания объемов добычи нефти хотя бы на уровне объемов января нынешнего года - оказался и ответ иранской стороны на данную инициативу. «Пусть нас оставят в покое до тех пор, пока мы не выйдем на рубеж добычи в 4 миллиона баррелей в день. После этого мы к ним (инициаторам замораживания – И.П.) присоединимся», -отрубил, комментируя российскую инициативу, министр нефти Ирана Бижан Зангане 13 марта.
Надежды Москвы и реалии рыночной конъюнктуры
В оценке проблем, возникших в ирано-российских экономических, и не только, отношениях, Москва сохранила традиционный подход – переложила всю ответственность на Иран. Комментируя ситуацию, официальные российские обозреватели непринужденно заявили:«Договориться с Ираном непросто и даже уже согласованные вопросы в Тегеране легко могут переиграть… Российские компании совершают ошибку, считая, что если что-то записано в протоколе межправительственной комиссии, то можно уже приступать к стройке - в Иране многое решают личные связи, и важно найти сильного местного партнера».
Подобные утверждения вызывают как минимум два возражения. Во-первых, российско-иранская межправительственная комиссия, сопредседателем которой является господин Новак – одна из самых неэффективных бюрократических структур, никоим образом на развитие экономического партнерства между Москвой и Тегераном в положительную сторону не влияющая. Парадокс – товарооборот между двумя странами уже несколько лет как достиг исторического минимума (так, доля Ирана во внешнеторговом обороте России в 2011 году составляла 3,4%, в 2012 году - 0,6%, в 2013 - 0,19% и с тех пор с незначительными колебаниями на этом уровне и остается), а комиссия продолжает штамповать протоколы, проекты и прочие декларации, не имеющие ничего общего с реальностью.
Во-вторых, что гораздо важнее, никакие личные связи и приобретение «сильного партнера» в Иране работать не будут, если репутация напрочь испорчена. Как, собственно, и обстоит сейчас в Тегеране с репутацией российского бизнеса.
Проекты «Большой энергетический мост Россия-Азербайджан-Иран» и «электрификация дороги Гармсар-Инче-Борун» обсуждались, начиная с 2013 года. Что примечательно, особых технических сложностей их реализация не представляла. Ведь о том же «Большом энергетическом мосте» в мае 2014 года замминистра энергетики Азербайджана Натиг Аббасов сказал следующее: «С технической точки зрения Азербайджан давно готов начать транзит электроэнергии из России в Иран через свою территорию. Все линии электропередач и подстанции уже готовы к этому».
И действительно - электросети Азербайджана и России уже соединены электрораспределительными сетями «Дербент» и «Ялама». В свою очередь, энергообмен между Азербайджаном и Ираном осуществляется по пяти линиям: «Парсабад I», «Парсабад II», «Астара», а также посредством 132-киловольтных ЛЭП «Джульфа» и «Араз».
Более того, Иран, испытывающий дефицит энергообеспечения, готов был в тот период и заплатить запрашиваемую Россией цену – действовавшие санкции диктовали удорожание проекта, и в Тегеране это понимали.
Однако Россия всячески притормаживала, если не сказать откровеннее – саботировала и энергетический, и железнодорожный проекты, опасаясь, что ее активность в реализации с Ираном совместных экономических проектов вызовет негативную реакцию Вашингтона. Доопасалась. После отмены санкций к проектам проявили интерес и Китай, и итальянцы, и французы. У Тегерана появился выбор и возможность поиграть на снижение цены. Ничего личного – только бизнес, и возмущение господина Новака выглядит в данной ситуации более чем странным.
Впрочем, это такая традиция. Когда Москва разрывает контракт на поставку в Иран С-300, когда саботирует реализацию совместных проектов – это считается нормальным, «взвешенным подходом». Когда происходит ответная реакция – что, собственно, мы и наблюдаем в «нефтяном» вопросе и в позиции иранского министра Махмуда Ваези, заявившего что цена контрактов на сооружение ТЭС в Бендер-Аббасе ("Технопромэкспорт" "Ростеха") и электрификацию железной дороги Гармсар-Инче-Борун (ОАО РЖД) должна быть пересмотрена с учетом нынешних экономических реалий – российская сторона разражается намеками на некое злокозненное «вероломство».
В очередь, господа, в очередь!
С 2011 года, с момента, когда «калечащие» - по определению Хиллари Клинтон - санкции против Ирана достигли своего пика, Тегеран регулярно предлагал Москве крупные совместные экономические проекты, в обмен на реализацию которых российской стороне гарантировались различные преференции, в том числе – и в постсанкционный период.
Москва отделывалась отговорками, притормаживанием и прочими, казавшимися ей крайне хитроумными маневрами. Хотя тот же Китай за этот период – с 2011 по 2014 гг. – нарастил объемы товарооборота с Исламской республикой с 36 до 47,5 миллиарда долларов (у России с Ираном все это время – около миллиарда).
Санкции после подписания Венских соглашений были частично сняты – и что мы наблюдаем? В Иран с большой и тщательно проработанной программой экономического сотрудничества прилетает руководитель второй по величине экономики мира – председатель КНР Си Цзиньпин. В Риме и Париже бизнес-сообщество пытается попасть на встречу с Рухани во время его европейского турне. При этом немцы побывали в Тегеране на несколько месяцев раньше. А Москва?
Впрочем, ее пассивность вполне объяснима. За все эти годы Россия так и не смогла сформулировать свой «иранский проект» - ни в политическом, ни в экономическом плане. Победные реляции о том, что иранские продукты частично заместят импортировавшиеся с Запада, что будет облегчен визовый режим для деловых контактов, налажена нормальная банковская система для обслуживания мелкого и среднего бизнеса двух стран и многое другое – так и остаются строчками на бумаге, не наполненными реальным содержанием.
Ко всему этому следует добавить, что у российского бизнеса нет серьезной «иранской» истории. Он не обеспечен финансово, поскольку в отличие от западных компаний, не имеет доступа к дешевым «долгим кредитам». Вдобавок к этому – незнание специфики и особенностей как самого иранского рынка, так и менталитета иранских предпринимателей, а это очень серьезный барьер, способный довести до отчаяния любого, кто решил «с нуля» завязать деловые отношения с Исламской республикой. Если французские, немецкие, не говоря уже об английских и турецких, компании имеют за плечами по 30-40, а то и по полсотни лет истории деловых отношений с Ираном, то у российских бизнесменов такие традиции отсутствуют. Если дипломаты в западных столицах не гнушаются читать местным предпринимателям лекции об особенностях ведения дел в Иране – то российские «птенцы гнезда Лаврова» об этом даже и не задумываются.
Итог – очевиден, и для России печален. Никаких преференций на иранском рынке Москва не получит – все на общих основаниях, в порядке очереди. С учетом экономического кризиса – иранцы продолжат «отжимать» цены на возможные проекты с Россией. Если добавить к этому нарастающие политические противоречия – в отношении головокружительных кульбитов российской внешней политики в Сирии, в отношении наметившегося диалога Тегерана и Анкары, и многого другого – то перспективы ирано-российских отношений начинают выглядеть совершенно не так, как пытаются представить их российские официальные лица. Что, будем объективны, вполне логично. За непостоянство, виляния, стремление усидеть на нескольких стульях разом – всегда приходится платить. Хотя Москве это и кажется сегодня несправедливым…
Игорь Панкратенко, Москва
