Последнее время на телевидении и в прессе стала входить в моду рубрика “История одной фотографии”. Меня, как фотографа, это не может не радовать. Но, как бы я не пытался рассказать историю создания той или иной фотографии, получалась история из моей собственной жизни.
В 1989 году, твердо решив стать профессиональным фотографом и закончить карьеру инженера, которую навязали мне родители, желая своему отпрыску стабильную жизнь с обеспеченным заработком, я начал искать работу в новой для себя сфере. Дело осложнялось тем, что я, приехав из другой республики в Армению, не знал ни слова по армянски. Естественно, я не имел ни пробивных родственников “наверху”, ни друзей-знакомых , связанных каким то образом с профессией фотографа.
Надо заметить, в те времена я считал себя гениальным фотографом и мне казалось, что мои фотографии сами за себя все скажут, и, стоит их выложить перед потенциальным работадателем, я сразу буду зачислен на штат. Если не в Научно Исследовательский Институт, то на киностудию, - точно. Потом , спустя много лет, я со стыдом вспоминал свою самоуверенность. Так уж устроена жизнь: чем моложе , чем меньше знаний, - тем больше гонора и уверености.
В тот весенний день 1989 года, захватив пару десятков своих “творений”, я поехал на киностудию.
Разложил перед начальником фотоцеха (в те годы был Цех на киностустудии. Со своим начальником и несколькоми фотографами!) чернобелые фотографии и ждал его восхищений. Через некоторое время Гагик (так звали начальника) произнес: “Сейчас мест нет, но мы вам позвоним, как только появится вакансия”
Обратно в город я летел на крыльях счастья.. Мне позвонят! Надо немного подождать. Когда я вылез из маршрутки около Рыбного магазина, что на проспекте, я вдруг вспомнил, что Гагик не взял у меня номера телефона, по которому можно дозвониться до меня. Домашнего, естественно. Тогда сотовых не было. До меня дошло, что меня мягко выпроводили. Надо заметить, в те годы у меня и дома не было телефона.
Озлобившись на свою наивность, я зашагал по улице Кармир Банаки раздумывая, куда выбросить свои фотографии.. Прошагав несколько десятков метров, я дошел до вывески перед входом в огромное здание: “Журнал Гарун”. Терять было абсолютно нечего, и я зашел во внутрь. Поднявшись на 4 этаж, я нашел комнату художника. В комнате сидело двое. Когда , знакомясь, они встали со своих стульев, я закомплексовал относительно своего роста.. Артак, как представился один из них, был на две три головы выше меня. Вторым был Грикор Хачатрян, как оказалось, главным в этой комнате.. Потом, спустя время, стало понятно, что Грикор был главным не только в этой комнате, но и на этаже. А спустя годы, я понял, что Грикор Хачатрян был “главным” не только для меня, но и для многих художников в этом городе. И не только художников.
Кинув беглый взгляд на разложенные мной фотографии, Грикор вышел из комнаты.. Через пару минут он вернулся с главным редактором журнала.
“Шеф, этот парень одного сорта с нами. Бери его на работу”, -обратился Грикор к нему.
“Берите, я не против. На договор”, -ответил Меружан Тер-Гуланян .
“На договор”, означало, что никакой зарплаты получать я , естественно, не буду. Но, я буду иметь свое собственное место на диване в комнате художников, могу заходить в редакцию без предварительных договоренностей. Могу даже ночевать в редакции, если никто об этом не узнает из начальства. И, самое гавное, - буду снимать писателей и поэтов, которые публикуются в журнале Гарун. Чтобы понять, чем являлся журнал Гарун в в те годы, достаточно сказать, что тираж журнала был порядка 125 тысяч. И это официально заявленный тираж. Про методы советской экономики, державшийся на “левых” товарах (а “левый” тираж не был исключением), я промолчу..
На следующий день я пришел в редакцию с огромным советским фотоаппаратом Киев 60. Эта камера снимала на широкую пленку. На одну пленку можно было снять лишь 12 кадров. Заняв свое место на диване, я стал ждать. Не зная почти ни слова на армянском, я слушал разговоры вокруг себя, пытаясь не пропустить , если кто-то обратится ко мне. Через некоторе время меня вызвал Меружан Тер-Гуланян. Я жалостливо взглянул на Грикора Хачатряна и попросил его сопровождать меня в кабинет главного редактора: “Гриша, я же не пойму ни слова из того, что скажет мне шеф. Пойдем, преведешь для меня”.
Гриша послал меня…к редактору, - “Иди! Заодно начинай учить язык”.
Меружан был краток. Все что я понял, надо пойти в конец коридора, найти комнату, где сидит писатель и... пишет. Надо его снять.. Естественно, он назвал имя писателя, но, для меня, в те годы воспринимающего армянский язык, как иностранный, имя ничего не сказало.
Надо заметить, что живя вне Армении до 80 года, я армянскую литературу абсолютно не знал. В книжных магазинах я покупал все книги, фамилии авторов которых оканчивались на «ян»... Среди них был и Христофор Баграмян со своими мемуарами и Сурен Айвазян с «Судьбой Армянской» и , конечно же Хачатур Абовян. В те годы фамилия Матевосян советскому читателю была не знакома.
Зайдя в комнату я увидел человека, который что-то писал. Скорее всего, он редактировал написанное. Поздоровавшись, я сел напротив. Так и не услышав ответа на мое «барев дзес», я стал ждать, пока он обратит на меня внимание. Человек был настолько увлечен своей работой, что я потихоньку стал снимать, не опасаясь привлечь внимание писателя к себе. Надо сказать, что советский аппарат «Киев 60» снимая, производил так много шума, что мне казалось, эти щелчки и клацанье зеркала камеры слышали все, кто был в редакции. Казалось этот шум , производимый камерой, был слышан даже в соседнем здании Горсовета..
Но человек напротив меня не слышал. Он ничего не слышал, он меня не видел. Он работал с текстом. Отсняв 11 кадров, я вдруг понял, что у меня нет ни одного, где бы писатель смотрел прямо в объектив. Он все время смотрел вниз, на рукопись.
Оставался всего один кадр и я решил дождаться, пока человек напротив меня закончит работать и я попрошу его попозировать. Людям, снимающим на цифровые камеры, не понять, какого было сидеть минут 40 и ждать, не нажимая на спуск аппарата. Но их страха провалить первое задание редакции, я ждал, обдумывая где и как я буду снимать писателя. Подведу его к окну, где больше света, подумал я. Но как к нему обратится? На моем ломанном армянском? Это позор, - обращаться к армянскому писателю на русском языке. Мои сомнения развеялись мгновенно. Писатель, подняв голову, вдруг обратился ко мне: «Молодой человек, что вы тут делаете?» Я нажал на спуск именно в этот момент.
Не помню, что я пробубнил в ответ, но кадр удался. Это была моя первая встреча с Маестром, Варпетом, Грантом Матевосяном.
Потом были другие встречи, другие кадры. Были и разговоры. Естественно, на армянском. (Ребята из «Гаруна» научили меня языку быстро. За что им огромное спасибо)
Но люблю я этот кадр, -Первый.
Герман Авагян
